— Да, вижу, вы не тратили время зря, детектив. — У полицейского психолога доктора Лона Кинга были дружелюбные, простые манеры, и голос его напомнил Хит мягкий шепот прибоя на тропическом острове. — Я только сегодня утром получил направление от вашего начальника участка после вашей, гм… беседы.

— Я хотела побыстрее покончить с этим и вернуться к работе, если вы не возражаете против такой прямоты.

— Прямота — именно то, что мне нужно. Откровенность — еще лучше. Мне хотелось бы получить от вас и то и другое.

Он смолк, откинувшись на спинку кресла, и начал просматривать только что заполненную анкету. Хит наблюдала за ним, пытаясь определить реакцию, но безуспешно. Лицо его совершенно ничего не выражало; он явно обладал природной скрытностью, и Никки решила для себя никогда не садиться за покер с доктором Лоном Кингом. Сначала Хит подумала, что ей повезло — ведь ей удалось попасть на прием в тот же день, когда она получила глупый приказ Айронса. Она надеялась, что разговор будет коротким, потому что один из приятелей детектива Феллера из группы такси только что сообщил, что обнаружена машина, в которой сбежал убийца Дона. Такси было припарковано под пандусом, ведущим на шоссе Брукнер, в Бронксе. Охотники за запчастями и вандалы за ночь практически ничего не оставили от машины, забрали все — от металлической бляхи с лицензией до медных проводов, но сейчас автомобилем завладел отдел экспертизы, и Хит не терпелось вернуться в участок, чтобы узнать, не нашлось ли каких-нибудь следов, ведущих к убийце. Например, вдруг он снял перчатки и оставил пару отпечатков? Внезапно до Никки дошло, что Кинг ее о чем-то спрашивает.

— Простите?

— Я спросил, не замечали ли вы в последнее время признаков снижения внимания?

— Нет, — ответила она, надеясь, что первый вопрос не самый критичный. — Я прекрасно могу концентрироваться.

— Мне очень часто приходится иметь дело с посттравматическим стрессовым расстройством, и я знаю: офицеры полиции доводят себя до нервного истощения, пытаясь доказать, что они неуязвимы. Поэтому прошу вас, поймите: в чувствах, которые вы испытываете, и в том, что вы расскажете мне, нет ничего постыдного.

Хит, кивнув, улыбнулась, дав понять, что полностью согласна, ни на секунду не забывая о том, что этот человек одним росчерком пера может отстранить ее от расследования на неопределенное время.

— Сразу же скажу, что я не заинтересован в том, чтобы затягивать лечение, — произнес Кинг, словно прочитав ее мысли. Как будто он твердо знал, о чем именно она сейчас думает.

Он задал еще несколько вопросов; некоторые из них повторялись в анкете. О сне, о потреблении алкоголя, о том, не чувствует ли она себя нервной, часто ли испытывает тревогу. По выражению лица Лона Кинга нельзя было сказать, доволен ли он ее ответами, или Никки уже выкопала себе могилу.

— Думаю, что не ошибусь, если на один из вопросов отвечу за вас положительно — то есть вам много раз приходилось быть свидетелем событий, связанных с угрозой жизни.

— Я же работаю в отделе убийств, — пожала она плечами.

— А как насчет подобных событий в личной жизни? Не считая работы?

Хит как можно короче рассказала об убийстве матери, в то же время стараясь не показаться замкнутой и немногословной. Когда она закончила психолог, помолчав, мягким голосом радиоведущего произнес:

— Такое событие в девятнадцать лет может оказать влияние на всю жизнь. Бывает ли так, что события вашей жизни заставляют вас возвращаться мыслями к этой трагедии, переживать ее заново?

Никки захотелось рассмеяться и воскликнуть: «Каждый день», но затем она испугалась, что ее отстранят на полгода и она уже не расстанется с психоаналитиком, и сказала:

— В этом нет ничего особенного. На работе мне приходится иметь дело с родственниками и близкими убитых. Если это и напоминает мне о событиях моей жизни, то собственный опыт лишь помогает общаться с ними и эффективнее вести расследование.

Но Кинг не торопился вручать ей медаль. В ответ она получила только «Ясно».

— А как насчет ассоциаций с убийством матери? Вы никогда не обнаруживали, что избегаете людей или вещей, которые напоминают вам о нем?

— Гм…

Хит откинулась на мягкие подушки и посмотрела в потолок. За спиной у нее негромко щелкала секундная стрелка часов, и сквозь закрытое окно кабинета на двенадцатом этаже доносился успокаивающий шум Нью-Йорка. Никки рассказала доктору только о пианино в гостиной. О том, что она не может заставить себя играть на нем, объяснила почему. Он молча слушал. Другой непроизвольной реакцией, о причине которой она догадалась только сейчас, было отдаление от отца. Никки всегда считала, что виной тому он сам, но заговорить об этом у психоаналитика значило открыть ящик Пандоры, и поэтому она остановилась на пианино и даже спросила, плохо это или хорошо.

— Нет плохого и хорошего. Мы просто поговорим с вами, и тогда сложится целостная картина.

— Прекрасно.

— Ваш отец еще жив?

Этот человек психолог или медиум? Никки рассказала о разводе родителей, отметила, что общаться с отцом стала реже, но сохранила с ним сердечные отношения, а отдаление приписала ему, а не себе, что было в любом случае отчасти правдой.

— Когда вы в последний раз общались с отцом?

— Пару часов назад. Я позвонила ему, чтобы исправить вред, причиненный моим начальником, который отправил человека допросить отца об убийстве матери.

— Итак, это вы сделали шаг навстречу.

Хит уверенно сказала «да», вспомнив первый признак посттравматического стрессового расстройства — стремление избегать людей, напоминающих о психической травме.

— И как он отнесся к этому?

Никки вспомнила ворчание и бряканье льда в бокале.

— Скажем так, он был выведен из равновесия. — Психоаналитик не стал задерживаться на этом и перешел к вопросу о ее отношениях с мужчинами.

— Из-за моей работы трудно поддерживать постоянные отношения, и вы, возможно, это знаете.

— Почему бы вам самой не рассказать мне?

Правдиво, но кратко Никки обрисовала свою личную жизнь за последние несколько лет; самые длительные отношения связывали ее с Доном. Она преподнесла Кингу ту же версию, что и детективу Капарелле вчера вечером: партнер по ближнему бою с дополнительными преимуществами. Потом рассказала о Джеймсоне Руке. Единственный раз за весь разговор врач отвлекся — спросил, не тот ли самый это знаменитый журналист. Никки воспользовалась этим для того, чтобы начать рассказ об их встрече в участке прошлым летом, отметила, что, несмотря на то что они с Руком не изменяли друг другу, они официально не были парой. И тем не менее она не спала с Доном.

— Как вы справляетесь с воспоминаниями о вчерашнем убийстве?

— Это нелегко. — Никки подумала о бедном Доне и едва не заплакала, но ей удалось сдержаться. — Главным образом я стараюсь отложить это на потом.

— Прошлой ночью с Доном — у вас была чисто дружеская встреча?

— Да, — быстро ответила Никки.

— Вы поторопились. Это для вас больная тема?

— Вовсе нет. Мы с Доном вернулись с тренировки. В нашем спортзале. Он поехал ко мне, чтобы принять душ. А потом началась стрельба.

— Душ. А где в это время был мистер Рук?

— У себя дома. Мы поссорились, и я… мне нужно было выпустить пар. — Лон Кинг отодвинул в сторону анкету и, сложив руки на коленях, пристально взглянул на нее. Чтобы нарушить напряженную тишину, Никки пробормотала: — Признаюсь, меня посещали разные мысли, но…

— Вы говорили, что не считали мистера Рука своим официальным и единственным партнером.

— Нет, но…

— Как вы думаете, откуда у вас появились, как вы выразились, «разные мысли»?

— Не знаю, — Никки удивила саму себя, спросив: — А вы как думаете?

— Это можете знать только вы, — ответил психолог. — Люди сами себе устанавливают правила касательно того, что такое измена. И у каждого человека есть собственная причина придерживаться этих правил — или не придерживаться.